alkinsv пишет: По техническим причинам не всем удаётся познакомиться с текстом автореферата на сайте ВАК.
Теперь его можно получить в разделе "Файлы" нашего сайта из папки "Авторефераты диссертаций"

Скачал и прочитал совершенно нормально.
Прежде всего хотел бы сказать о технической стороне поддержания этого сайта. Корееведов и вообще заинтересованных в том, что касается Кореи (проще говоря, тех, кто зарегистрирован здесь), немного. Не проще ли наладить оповещение о том, что здесь делается здесь, посредством электронной почты? Адреса всех, думаю, у администратора имеются.
Теперь что касается диссертационной работы Гулистан Абдиразаковны. Я с большим энтузиазмом приветствую любую новую работу в области корееведения, но сегодня должен с некоторым смущением сказать, что имя Г.А. Амановой ничего не говорит мне. Это имя ничего не говорит мне. Я думаю, это универсалия, что люди, пишущие докторские диссертации, уже довольно известны, по крайней мере, в той области науки, в рамках которой выполняют диссертации.
Я не литературовед, но по прочтении автореферата у меня невольно возник вопрос: это, что, кусок школьной программы?... У меня, должно быть, дурацкие представления, что докторские диссертации должны предлагать НОВОЕ, НОВУЮ ТЕОРИЮ...
К слову, не увидел в автореферате упоминания имени Л.В. Галкиной, которая исследовала творчество Ким Соволя и прочих поэтов начала XX века.
Странно, что среди официальных оппонентов нет ни одного специалиста по корейской литературе. Я бесконечно уважаю Л. Скородумову, но это все равно, что химику оппонируют физики или математики. Хотя... Литературоведение - такая материя, что им может заниматься кто угодно. Мы все в школе писали сочинения. 화이팅!

Отзыв на автореферат диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук Г.А. Амановой «Становление современных форм корейской поэзии (конец ХIХ – середина ХХ в.)»
Т.М. Симбирцевой, кандидата исторических наук, магистра Сеульского национального университета, доцента Института восточных культур и античности РГГУ (Москва)

Как составитель «Биобиблиографического словаря современных российских корееведов», преподаватель курса «История российского корееведения» и как ученый, отдавший три десятилетия корееведению, я не могла оставить без внимания помещенное на сайте ВАК сообщение о защите госпожой Г.А. Амановой диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук в области корейского литературоведения. Дело не только в том, что подобные защиты в нашей науки крайне редки (за последние 60 лет в СССР и России было защищено только 4 докторские диссертации по корейской литературе), но и в том, что до 2005 г. никто из нас, корееведов, не слышал о госпоже Амановой. Не значилась ее фамилия и в вышеупомянутом биобиблиографическом словаре. По решению его редколлегии, состоявшей из сотрудников ИВ РАН, при составлении словаря к категории «кореевед» были отнесены те, кто имеет специальное корееведческое образование и не менее трех публикаций по корееведению (кроме газетных статей) и / или преподает связанные с корееведением предметы в вузах. Таким образом, специальное образование и наличие публикаций были основ¬ными критериями отбора. У госпожи Амановой не было ни того, ни другого. С тех пор не прошло и пяти лет, и потому не может не вызвать недоумения тот факт, что сегодня она не только уже признана корееведом, но и сочтена достойной быть лидером целой отрасли отечественного востоковедения, о чем свидетельствует принятие ее работы к рассмотрению Диссертационным советом по литературоведению в ИВ РАН.

Таблица. Основные вехи творческой деятельности российских докторов наук, литературоведов-корееведов

Фамилия Дата поступления в университет Защиты кандидатской Защита докторской

А.Ф. Троцевич 1947 1962 1983
Д.Д. Елисеев (1926-1994) 1948 1966 1979
М.И. Никитина (1930-1999) 1947 1962 1981
А.Н. Тен (1919-2000) 1954 1984

Как свидетельствует таблица, на защиту докторских диссертаций у отечественных специалистов ушло в среднем около четырех десятилетий, несмотря на то, что все они (кроме А.Н. Тен) получили образование в «колыбели» российского корееведения – Ленинградском университете – и были учениками крупнейшего лингвиста, основоположника научного корейского языкознания и публикатора первых переводов корейской классики на русский язык А.А. Холодовича, то есть обладали прекрасной языковой подготовкой. Что касается их глубокого знания традиционной культуры Кореи, то оно складывалось десятилетиями и было плодом как их личных усилий по переводу и осмыслению самых значительных произведений корейской средневековой словесности, так и общего подъема исследований в СССР в области истории корейского средневековья, вызванных переводом «Самгук саги» и выходом обобщающих работ. Способствовали их достижениям и успехи российской синологии. Деятельность отечественных корееведов-филологов по своей значимости представляется исключительной. Вряд ли найдется в Европе другая страна, где было бы столько переводов корейской классической литературы, как в России, причем самого высокого класса. На основе этих переводов они создали обобщающие труды, по которым будут учиться еще многие поколения.
Соискатель настоящей диссертации претендует на роль продолжательницы этих блестящих традиций, заложенных шестью десятилетиями подвижнического труда предшественников, с которыми, это совершенно очевидно, она не имеет никакого родства и преемственности. Она не знает основ – правил научной транскрипции, ими принятой (см. напр., мунъэ文藝; Пак Пха Рян 박팔양, Чу Ё Ханя и пр.). В отличие от них, свое право на высокое звание «доктора корейской литературы» она подтверждает не переводами и публикацией с комментариями произведений, а наличием девяти описательных статей общим объемом в 46 страниц, опубликованных в основном в неспециальных, малоизвестных и/или практически недоступных изданиях (в «Вестнике Бурятского госуниверситета», «Известиях Волгоградского педагогического университета» и пр.) и книгой «Современная корейская поэзия», где «современность» определяется 20–40-е годами ХХ в. и которая осталась полностью незамеченной российскими востоковедами (сужу по отсутствию рецензий на нее наших ведущих специалистов).
Такое невнимание весьма странно, ибо в автореферате соискатель называет свою работу «первым в российской и зарубежной ориенталистике теоретическим и историко-литературоведческим исследованием корейской поэзии конца ХIХ – середины ХХ в.». То есть претендует на охват событий, культурных и литературных процессов и феноменов за основную часть эпохи Нового Времени в Корее (1876-1945) – одному из сложнейших в истории этой страны, обобщающих научных работ по которому в России даже по отраслям (история, культура, экономика, лингвистика) не имеется, не говоря уже о религии.
Столь масштабный охват «теоретических, исторических и литературоведческих» проблем, до сих пор был отечественной науке не под силу. Остается загадкой, как это удалось «поднять» соискателю, обратившемуся к Корее не ранее 5 лет назад. Получается, что за этот срок она не только освоила современный корейский язык объеме, достаточном, чтобы прочитать и изучить труды «корейских литературоведов Чо Ён Хёна, Ким Юн Сика, Чо Дон Иля, Ким Дон Ука, Ан Хан Гвама, Пак Чхон Воля, Лю Мана, Сон Ин Соба и др.», но и чрезвычайно отличающийся от современного, очень трудный для чтения без специальной подготовки язык периодов «открытия», «просветительства» и колониального времени, причем язык не обычный, а поэтический, наполненный особым культурным, религиозным и философским контекстом? Совершенно убеждена, что это невозможно даже для человека с выдающимися лингвистическими и аналитическими способностями. Единственный, который я вижу, способ написать в таких условиях обзорную работу по корейской поэзии Нового времени – компилировать чужие работы на английском языке, которых немало выходит в последние годы и в Корее и на Западе.
Как историка, меня занимает вопрос, как удалось соискателю изучить сложные исторические, идейные и культурные феномены той эпохи, к изучению которых во всем многообразии даже в самой Корее приступили только в 1990-х годах, с началом эпохи «глобализации», а у нас не изучали вовсе? Ведь без знания их невозможно понимание национальной поэзии, представляющей собой квинтэссенцию сознания и культуры народа в конкретный исторический период. Она указывает, что «историко-политическая ситуация в Корее в изучаемый период была изложена по работам историков М. Н. Пака, Ю.В. Ванина, Б.Д. Пака, Г. Д. Тягай, В. П. Пака». Упомянутые ученые (кроме Вадима Павловича Пака, 1930-2000, который был кандидатом филологических наук) являются крупнейшими представителями нашей исторической науки. Их вклад в развитие отечественного корееведения трудно переоценить, но большинство их работ по Новому времени (в первую очередь, в учебниках истории стран Зарубежного Востока, поскольку Новое Время не было их главной специализацией) были написаны в советский период и были ограничены жесткими идеологическими рамками, сосредотачивались, в первую очередь, на классовой борьбе, критике капиталистической системы и отстаивании неизбежности победы коммунизма во всем мире. После распада СССР в 1990 г. начался отказ от марксистского взгляда на историю человечества как историю борьбы классов и поиски новых подходов .
Надо признать, что до настоящего времени сколько-нибудь значительных успехов на этом пути в корееведении не достигнуто. Некоторые попытки в этом направлении были отчасти предприняты в вышедших в последнее десятилетие учебниках истории Кореи . Однако эти новые книги остались за пределами внимания соискателя, сохраняющего старое видение колониальной эпохи, изолированное от многообразия общественных и идеологических феноменов эпохи, выразившихся в появлении и распространении новых социально-политических доктрин и идейных течений (социал-дарвинизма, национализма, монархизма, анархизма, социализма, коммунизма, обновленного конфуцианства, буддизма, эклектических учений чхондогё, чынсандо и др.).
Это видение нашло отражение в том, что соискатель не определяет идейную принадлежность и место избранных ею для анализа поэтов и творческих групп в общей картине идейных движений и литературы Кореи того периода. Ей явно близки те из них, кто испытал явное влияние Запада, но она не рассказывает, как именно это влияние («Шелли, Байрона, Виньи, Бодлера, западных просветителей Э. Шефтсбери и Д. Локка» и др.) доходило до Кореи. С какого языка это были переводы, кто переводил, как решался вопрос о переводе понятий европейской культуры, как они осмыслялись в обществе, до того времени с Европой практически не знакомом?
Соискатель упоминает 11 литературных журналов и творческих групп, но фон их деятельности и место в литературном процессе, круг читателей остаются неясными (насколько они были уникальны, кто в них входил, были ли другие журналы и объединения в то же время и какие, и пр.). В отсутствии широкого фона, создающего поле для сравнения, остается практически без ответа вопрос, заявленный соискателем в качестве одной из задач: проанализировать глубину влияния новейших течений зарубежной литературы на художественное сознание корейского поэта, если слово «поэт» здесь образ собирательный, воплощающий всю поэзию эпохи.
Возникновение направлений и жанров, течений в корейской поэзии ХХ в. соискатель представляет в отрыве от исторического процесса в стране. Когда же она все же упоминает о каких-то исторических событиях, это звучит неубедительно, как в случае с ее утверждением, что «пролетарская поэзия начала свою историю с возникновения в 1922 г. группы «Искра» («Ёмгунса» 焰群社) и после создания в 1925 г. компартии Кореи получила развитие в творчестве членов Корейской ассоциации пролетарских писателей (КАПП)». Надо отметить, что созданная 17–18 апреля 1925 г. эта нелегальная компартия была разгромлена полицией в декабре того же года, и вряд ли могла играть роль в деятельности КАПП , решающее влияние на которую оказали идеи октябрьского переворота 1917 г. в России. Это влияние было очень велико и на Корею в целом, но об этом автор не упоминает. Указанная «Искра» (вернее «Общество Искры»), хотя и не значится ни в каких доступных мне справочниках, в любом случае была не первой, созданной корейцами, коммунистической организацией, и неясно, почему важна именно ее роль.
Утверждая, что в этот период происходило формирование литературных терминов, и видя в этом один из аспектов новизны своей работы, соискатель по сути ничего не говорит об этом процессе. Как пришли в корейский язык употребляемые ею термины чхохёнсильджуый (сюрреализм), нанманджуый (романтизм), санджинджуый (символизм) и пр., чем это было предопределено? Как происходила на корейской почве адаптапция европейских понятий «литературного стиля», «жанра», были ли они восприняты полностью или в корейской литературе они имеют нюансы и конкретно какие?
Одной из своих заслуг диссертант указывает разработку «периодизации литературного процесса в рассматриваемые десятилетия». При этом она путает кэхва ундон (開化運動) – движение за «открытость» (существовало с начала 1880-х гг. и завершилось фактически к середине 1890-х годов, когда Корея подписала договоры практически со всеми ведущими западными державами), и кемон ундон (啓蒙運動) – просветительское движение, и указывает, что последнее зародилось в конце ХIХ в. Однако известно, что «просветительство» как течение возникло после установления протектората в 1905 г. с созданием 14 апреля 1906 г. (по инициативе Юн Хёджона, Юн Чхихо и Чан Джиёна) в Сеуле «Общества самоусиления Кореи» (Тэхан чаганхве). Это было первое просветительское общество общенационального уровня, ставившее цель «развивать народное просвещение и предпринимательство, повышать культурный уровень народа и таким образом заложить фундамент независимости через развитие внутренних сил».
Первое в Корее местное просветительское общество «Общество друзей Запада» (Соу хакхве) было создано в Хансоне (Сеуле) в октябре 1906 г. Програмой просветителей стало выступление конфуцианского лидера и историка Пак Ынсика «Лишь образование обе-спечит нам выживание» в первом номере журнала «Соу» (декабрь 1906 г.). Пак Ынсик, как и многие из его соратников, до конца остался привязан к конфуцианским принципам как мыслитель. При этом существенное влияние на него оказали труды известного Китай¬ского просветителя и реформатора Лян Цичао (1873–1929) и идеи выдающегося рефор¬матора конфуцианства, сторонника умеренной модернизации в рамках традиционной идеологии Кан Ювэя (1858–1927). Есть ли в диссертации что-то о корейском конфу¬цианстве как фундаменте общественного сознания, а также об идеях Лян Цичао и Кан Ювэя?
Огромную роль в культуре Нового времени в Корее сыграла религия: особенно протестантизм, начавший распространяться с середины 1880-х годов, а в начале ХХ в. массовые крещения корейцев в христианство назвали «восьмым чудом света». С тех пор Корея остается самой христианской из стран Дальнего Востока. В июле 1900 г. вышла на корейском языке «Библия» (Новый завет), на что Постоянному комитету по ее переводу, куда входили представители четырех протестантских миссий – как корейцы, так и иностранцы, потребовалось тринадцать лет (с 1887 по 1900 гг.). Это было важнейшим событием в культурной и общественной жизни всей страны. В результате был введен в обращение большой пласт лексики, ставший вскоре неотъемлемой частью корейского языка и литературы. Соискатель никак не комментирует это событие. Немалую роль в обществе играли сон-буддизм, начавший возрождаться с начала ХХ в., а также новая национальная религия чхондогё. В отечественной науке до сих пор нет публикаций, посвященных этим явлениям, не случайно в выходящих в пост-советский период новых учебниках, где особое внимание обращено на роль религиозно-цивилизационной традиции в развития Востока, разделы по Корее отсутствуют . Из автореферата неясно, в каком ключе рассматривает эти явления соискатель и на чем при этом основывается.
Нужно ли защищать докторскую диссертацию, чтобы утверждать, что слова «жизнь» и «смерть» являются понятиями философскими? Диссертация по корейскому литературоведению должна содержать именно корейские реалии, иначе это будет общее литературоведение. Чтобы писать о философской поэзии сон(чань)-буддистского монаха Хан Ёнуна, разве не надо знать хотя бы в общих чертах доктрину этого учения? В Швейцарии написана целая диссертация, посвященная пониманию этим поэтом идеи Бога , а в Австралии – о трактовке им буддийского понятия «желание» . Соискатель «изучает» сразу всех, оптом, не вдаваясь в детали. Она пошла по пути изучения огромной темы от целого, и в этом явная ошибка. Обобщения явно преждевременны, не предопределены ни уровнем самого соискателя, ни ходом развития отечественного и мирового корееведения.
Вопросы по тексту:
1) «На первых порах просветители, не будучи профессиональными поэтами, не искали новые формы, а использовали традиционный жанр каса (歌辭)».
Стоило бы обосновать, почему ученые мужи старой Кореи, для которых владение словом было равноценно тому, чтобы дышать, не были «профессионалами».
2) «У Чхве Нам Сона … дзэнская концепция единства и гармонии мироздания сплетается с соответствующими идеями западных просветителей Э. Шефтсбери и Д. Локка об окружающем мире как единственном источнике познания человека».
Стоило бы объяснить сущность «дзэнской концепции единства и гармонии мироздания», ее отличие от обычной «конфуцианско-буддийской», а также то, как ей «соответствовали» идеи западных просветителей, как они пришли в Корею.
3) На чем основывается утверждение о том, что в корейском «многовековом поэтическом словаре» существовали «лишь немногие слова-символы, что способны выражать душевные состояния»?
Вывод: Согласно «Положению о порядке присуждения учёных степеней», «диссертация на соискание учёной степени доктора наук должна быть научно-квалификационной работой, в которой на основании выполненных автором исследований разработаны теоретические положения, совокупность которых можно квалифицировать как новое крупное научное достижение, либо решена крупная научная проблема, имеющая важное социально-культурное или хозяйственное значение». Данную диссертацию подобным образом квалифицировать нельзя.
Работа явно представляет собой компилированный пересказ англоязычных работ и лишена значимых выводов. Диссертант, возможно, и сильна там, где говорится о Верлене, Бодлере, сюрреализме, модернизме и пр. западной литературы, но когда дело касается собственно корейских реалий, явно проигрывает. Также создается впечатление, что собственно своего в Корее в Новое время почти ничего не было. Корееведческого в работе мало. Думается, что вместо корейских имен здесь можно поставить имена японские, китайские, малайские, турецкие, – любые, и в целом содержание не изменится, потому что литературные процессы в мире следуют общему историческому контексту эпохи. Не имеющая связи с традициями отечественного корейского литературоведения настоящая диссертация девальвирует в глазах общества значение труда профессиональных исследователей, создает впечатление его легкости и доступности, а значит, будет способствовать углублению кризиса, который переживает сегодня отечественное корееведение. Принятие подобной работы будет означать снижение требований к научной работе, которые традиционно в отечественном востоковедении были высоки, и этот прецедент скажется на уровне будущих соискателей ученых степеней и на имидже российского корееведения в мире, где все, что сказала диссертантка, уже давно известно.

Примечания:
1. Предисловие // История Востока. Т. 1: Восток в древности. М.: Вост. лит., 2000. С. 12.
2. Курбанов С.О. Курс лекций по истории Кореи: с древности до конца ХХ в. СПб., 2002; 2-е изд., дополн.: Курбанов С.О. История Кореи с древности до начала XXI века. СПб.: СПбГУ, 2009; История Кореи (Новое прочтение). М.: МГИМО (У); РОССПЭН, 2003;
3.Точнее – КАПФ; на эсперанто KAPF — Korea Artista Proletaria Federatio, Корейская федерация пролетарского искусства (조선프롤레타리아예술동맹). <!-- m --><a class="postlink" href="kr.dictionary.search.yahoo.com/search/dictionaryp?p=%EC%B9">kr.dictionary.search.yahoo.com/s ... p?p=%EC%B9% B4%ED%94%84&subtype=enc&field=id&pk=18896220
4. В частности, она пишет: «Корейский поэт Чо Чжи Хун (조지훈), относя просветительские песни к одному жанру, все же подразделяет их на две группы: просветительские каса (開化歌辭)…»
5. Характерным примером является учебник для вузов: Васильев Л.С. История Востока. В 2-х тт. М.: Высшая школа, 1994.
6. CHUNG, Chi Lyun. Die Frage nach der Personalität Gottes: zur Theologie Dietrich Bonhoeffers im Dialog mit dem buddhistischen Denken Han, Young Uns. [Text in German: The Inquiry into the Personality of God: On the Theology of Dietrich Bonhoeffer in Dialogue with the Buddhist Thought of Han Yong-un (Han Yong Woon).] Universität Basel [University of Basel] [Switzerland], 1992.
7. EVON, Gregory Nicholas (1968- ). Literary Genre and Philosophical Discourse in the Buddhist Poetics of Han Yongun (1879-1944). Australian National University [Australia], 1999.

Настоящий отзыв размещаю по просьбе его автора В.М. Тихонова. Т. Симбирцева.

Institutt for kulturstudier og orientalske språk
Postboks 1010 Blindern

Отзыв на диссертацию Амановой Г.А. СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ФОРМ КОРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ (КОНЕЦ ХIХ – СЕРЕДИНА ХХ В.) на соискание ученой степени д-ра филологических наук.

Ознакомившись с авторефератом вышеуказанной диссертации Амановой Г.А., я не мог сдержать удивления. Диссертация, защищаемая в ведущем востоковедном центре на территории бывшего СССР (Институте Востоковедения РАН), подается диссертанткой как научное произведение, новзна которого состоит в том, что оно «представляет собой по существу первое в российской и зарубежной ориенталистике теоретическое и историко-литературоведческое исследование корейской поэзии конца ХIХ – середины ХХ в. Впервые произведения виднейших поэтов анализируются с идейно-тематической и эстетической точек зрения, прослеживается появление и эволюция новых поэтических форм» (с. 4). Данное утверждение совершенно неверно. В советском корееведении существовала традиция изучания корейской поэзии Нового Времени, представленная, в частности, трудами В.И.Ивановой и Л.В.Галкиной. Рисуемая диссертанкой в первой части автореферата («Общая характеристика работы») картина развития корейской поэзии Нового Времени демонстрирует в некоторых своих моментах почти текстуальное сходство с выводами ее предшественниц в российской науке советского периода. В частности, абзацы типа «все эти процессы, в частности эволюция корейской литературы, были вызваны политическими и социальными факторами: в стране на смену феодальной системе постепенно приходили буржуазные отношения, Корее открывался внешний мир, в ней начали проводиться некоторые реформы и т.д.» (с. 2) явно следуют советской традиции вульгаризированного марксизма, прямо выводившего литературные изменения из социально-политических. Что же касается зарубежной, т.е. в основном англоязычной и корееязычной науки, то исследования корейской поэзии раннего Нового Времени ведутся в ней уже с середины XX в. Существует и ряд обобщающих трудов, в том числе и на английском, глубоко прорабатывающих данную тему, – например, Kim, Yoon-shik. Understanding Modern Korean Literature. Seoul: Jimoondang, 1998. Проблемы раннесовременной корейской поэзии разбираются и в обобщающих сборниках англоязычных статей по литературе Кореи – например, Korean National Commission for UNESCO (ed.) Korean literature: its classical heritage and modern breakthroughs, Seoul: Hollym International, 2003. В корееязычной же науке монографий конкретно по раннесовременной корейской поэзии достаточно для того, чтобы составить из них маленькую библиотеку. Достаточно указать на обобщающие труды Ким Хэсона (Хангук хёндэ симунхак кэсоль. Сеул: Ырю мунхваса, 1981), Чо Дальгона (Хангук кындэ симунхак ёнгу. Сеул : Кукхак чарёвон, 2000), Ким Хени (Хангук кындэ симунхакса ёнгу. Сеул: Кукхак чарёвон, 2002) и ряда других исследователей. Одним словом, вряд ли можно утверждать, что тема диссертации не является достаточно разработанной.

В принципе, ничего плохого в том, что исследователь берет уже хорошо освоенную тему для работы, наверное, и нет. Но о новизне – и даже оригинальности – работы тогда можно говорить лишь в том случае, если диссертация представляет какие-то результаты, которые предшествующие исследования не содержат, или же аргументированно опровергает выводы предшественников. Именно такая диссертационная работа и является вкладом в развитие науки. В автореферате диссертации Г.А.Амановой, однако, сложно обнаружить какие-либо новые, отсутствующие в трудах советских, корееязычных и англоязычных ученых научные результаты. Скажем, по жанровой принадлежности стихов Чхве Намсона и влиянию иностранной поэзии на его поэтическое творчество существуют объемные и содержательные статьи Ку Инмо, Ким Уктона, Юн Хэёна, целого ряда других ученых, к которым диссертация принципиально новых выводов не добавляет. Более того - то, что пишет диссертантка о зарождении жанра чханга в Корее, например, известно в Южной Корее любому аспиранту кафедры корейского языка и литературы, успешно сдавшему экзамены по курсу корейской литературы Нового Времени. Повторять азы южнокорейской науки имело бы, наверное, смысл в учебнике истории корейской литературы, предназначенном для студентов. Но имеет ли смысл защищать диссертацию на материале, давным-давно известном мировой науке?

Наряду с отсутствием осязаемой новизны, грустное впечатление оставляют многочисленные неточности в тексте – связанные, видимо, с недостаточным усвоением базового курса истории и культуры Кореи. Так, диссертантка пишет «Легенда о женщине-патриотке Нонгэ, воспетой в традиционной каса «Скала долга» (XVв.), оживает в сборнике «Душа Кореи» (1924).» (с. 16). Все бы и хорошо, но легенда, героиней которой является патриотка-куртизанка (кисэн) Нонгэ, привязана к японскому нашествию 1592-1598 гг. То есть воспевать ее каса XVв.просто никак не могла. Или, например, диссертанка пишет, что первый сборник народной поэзии (минё) вышел в 1924 г. (с. 18). Это просто-напросто неверно - только в период между 1914 и 1918 гг. в колониальной Корее вышло 13 сборников народных песен. Среди них, например, - довольно известный сборник под редакцией Ли Санчжуна, Чосон чапкачжип (Кёнсон, Сингусорим, 1916 г.). Опять-таки – подобные вещи в Южной Корее знает любой прилично обучавшийся студент-филолог. А чего стоит перевод заголовка поэтического сборника Чхве Намсона «Пэк пхаль поннве» как «108 несчастий» (с. 18)! Поннве (санскр. клеша) – означает «аффект», «омрачнение сознания». Это буддийский термин, относящийся к тем эмоциям (страсть, агрессия, невежество, гордость, зависть), которые привязывают личность к миру сансары и мешают добиться просветления. Чхве Намсон, тонкий знаток буддизма, специально этот термин использовал - тут отражено, в частности, его амбивалентное отношение к «суетному миру» Нового Времени. Для того, чтобы такие вещи знать, не надо быть ученым – это известно в Южной Корее любому образованному человеку.

Вполне возможно, что при соответствующей «работе над ошибками» текст Амановой и годится к использованию как учебный. Однако присвоение докторской степени автору подобной диссертации окажет, как кажется, серьезное отрицительное влияние на престиж российской науки за рубежом, особенно с учетом известности и традиций того института, где диссертация защищается.

Dr. Tikhonov V.M.
Full Professor
(Korean history/language, East Asian Studies)
Department of Culture Studies and Oriental Languages,
Faculty of Humanities,
University of Oslo