Читаем диссертацию Амановой Г.А.

С. 81: произведения Толстого: … «Отец и сын» 어른과 아헤;
С. 386: рассказы Л. Толстого 톨스토이 под названиями «Победа любви» 사랑의 勝戰 (1909, №,… «Отец и сын» 어른과 아해 (1909, №12)

Комментарий: Правильное написание первого заголовка - “어룬과 아해” (архаичное от “어른과 아이” / букв.: «Старики и дети») –так в начале века перевели на корейский язык рассказ Л.Н. Толстого «Девчонки умнее стариков». «Победа любви» – под этим заголовком был опубликован другой его рассказ - «Вражье лепко, а божье крепко».

Литературовед

Читаем диссертацию Амановой Г.А.

С. 236: «Вот, например, как выглядит часть стихотворения Хо Нансорхон «Оплакиваю сына» (Кокча) в подстрочном переводе А.Ф. Троцевич:
Воет уныло
ветер в тополях,
Блуждающие огоньки
светятся среди сосен.
Бумажными деньгами
зову твою душу,
Жертвенную воду
лью на твою могилу <...>
[Троцевич, 2004:139]

Текст не очень ясный: не хочет ли мать деньгами заманить душу умершего мальчика обратно в этот мир? В поэтическом переводе Жовтиса («Оплакивая маленького сына») ясности больше:

Ветер шумит
Средь высоких вершин тополей.
Светят во мгле
Светлячки среди ночи безмолвной.
Деньги я жгу,
Как положено, жгу над тобой,
Чистым вином
Орошаю я холмик могильный <…>.
[Жовтис, 1983:106]

Ясно, что женщина, исполняя древний обряд («Как положено»), совершает жертвоприношение тем, что имеет ценность: вином (эта влага, конечно, не простая вода) и деньгами (бумажные деньги Корея ввела у себя вслед за Китаем), которые уничтожаются, как и выливаемое вино» (конец цитаты).

Комментарий: Вышеприведенный текст из диссертации – одна из попыток показать превосходство поэта-создателя поэтического перевода над создателем подстрочника, т.е. корееведа-филолога. Аргументами в пользу первого являются: «ощущение иноязычного, экзотического стиха», «художественная условность», «поэтическая интуиция», «стиховедческие знания» (с. 337, 342); «художественность… важнее обязательной точности» (с. 258) и пр. Для второго главным критерием качества перевода является близость к оригинальному тексту, а главной задачей – передать заложенный в нем смысл так, чтобы он был понятен для носителей языка перевода.

Судя по оригинальному тексту стихов Хо Нансорхон (허난설헌/許蘭雪軒, 1563-1589) “곡자(哭子)”, перевод у А.Ф. Троцевич точнее, чем у А.Л. Жовтиса. В оригинале нет светлячков, есть именно блуждающие огоньки - фосфор, примета древности мест. Вода - это именно вода, в ней самый трагизм: на могилу взрослого она лила бы алкоголь, на детскую льёт воду. Она потеряла и сына, и дочь. Смотрит на две могилы. Для того, что она льёт, есть специальное название – 현주 (玄酒), «свежая вода, которую льют на могилу вместо алкоголя».

Относительно комментария «текст не очень ясный: не хочет ли мать деньгами заманить душу умершего мальчика обратно в этот мир?», то тут у А.Ф. Троцевич как раз все точно и ясно. Смысл поминального ритуала, центрального в культе предков, – призвать («заманить») душу умершего в этот мир для временного общения и единения с живыми во время жертвенного пира. Этот пир символизировала в данном случае подносимая душе свежая вода. Завершался пир поднесением даров, в роли которых чаше всего выступали специально изготовленные для этой цели, т.е. ритуальные, бумажные деньги.

Относительно «бумажные деньги Корея ввела у себя вслед за Китаем». В XVI в., когда жила Хо Нансорхон, в Корее не было бумажных денег и основным средством обмена были рис, шелк и полотно.

С. 88-89: Совсем необычно звучит термин «стихи, проникнутые женскими мыслями» йɔип сидан 女入詩壇, который возник после публикации во 2-м номере журнала «Литературный форум» (1929) стихотворения Чан Су Сина 張貞心 «Солнечный луч» 햇빛.

Комментарий: Уже при первом взгляде на эту фразу логично предположить, что «стихи, проникнутые женскими мыслями» написала женщина. И действительно речь в данном случае идет о поэтессе, и имя ее не «Чан Су Син», а Чан Чон Сим (張貞心/장정심, 1898-1947). Получив религиозное образование, она работала в женском отделе управления методистской церкви в Сеуле и писала в основном на религиозные темы. Выпустила два сборника стихов.
Стоит обратить внимание на перевод термина йɔип сидан 女入詩壇 как «стихи, проникнутые женскими мыслями». Согласно ему сидан – это «стихи».

Чуть выше, на с. 88, указано: синчжинсидан 新進詩壇 «нововыдвинутые поэтические круги»… си詩 «поэтический», дан 壇 – «круги».

На с. 429 статья Ким Ока프란스詩壇 (Пхырансы сидан) переводится как «Поэтический мир французского символизма», то есть здесь сидан – «поэтический мир». «Символизм», кстати, не упоминается.
Так что же такое сидан 詩壇? Согласно значению иероглифов, это «поэтический мир», «поэтические круги». Йɔип сидан 女入詩壇 – «поэтический мир с участием женщин». Слова «мысли» в этом термине нет.

Читаем диссертацию Амановой Г.А.

С. 93: В журнале «Белый лист» 白紙 в 1939 г. появилось произведение под названием «Постоянный ружейный механизм» 固定 機關銃, которое сопровождается термином «сборник (антология) военной литературы» чɔнчжэнъ мунхаксɔн 戰爭文學選.

Комментарий: Произведение под названием «固定 機關銃 (고정 기관총 Коджон кигванчхон)» автор перевела странным словосочетанием "Постоянный ружейный механизм", хотя "機關銃 (кигванчхон)" это довольно употребительное слово "пулемёт", а целиком сочетание переводится термином "пулемёт на неподвижной установке" ("Корейско-русский военный словарь" под редакцией Л.Б.Никольского, М., Воениздат, 1966. С. 20).

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Вчера (3 сентября 2022 г.) был день рожденья Льва Рафаиловича Концевича. Ему исполнилось 92 года, и я очень рада, что он еще с нами. Жизнь Льва Рафаиловича тесно переплетена с историей советского и российского корееведения, и высоких оценок его заслуг в корееведении за семь десятилетий научной деятельности прозвучало немало. См., напр., список литературы о его жизни и трудах на нашем сайте РАУК: www.rauk.ru/reference/161-ref-k/1141-201...193316-sp-1055956628 , и вряд ли этот список исчерпывающий.

Но пишу эти строки я не в разделе «Приятное», где принято поздравлять коллег на форуме РАУК, а в разделе «Дискуссии», чтобы выразить ему свою признательность иначе и выступить в его защиту. К сожалению, глубокие знания и выдающаяся эрудиция, колоссальное трудолюбие, разнообразие научных интересов, преданность делу, неуклонное следование научным принципам, честность, принципиальность и открытость ученого для всего нового (а Л.Р. Концевич именно такой) не всегда служат ему щитом и вызывают положительный отклик. Эти незаурядные качества, наоборот, могут вызывать и ненависть у невежд, желающих обходными путями получить признание в науке как «первых в мире теоретиков», не приложив для этого никаких реальных усилий и не имея знаний, хоть сколько-нибудь адекватных их амбициям. Такие невежды чрезвычайно опасны - особенно для молодых ученых, ибо прикрывают свое научное бессилие и «ниспровергают общепризнанные авторитеты» нагромождением случайных, а то и недостоверных, но звучащих «научно» цитат и обилием псевдонаучных рассуждений, которые на первый взгляд могут казаться весьма убедительными.

30 января 2020 года диссертационный совет Д 212.263.06 Тверского государственного университета (далее – диссовет ТвГУ), специальностями которого являются 10.01.01 – Русская литература (филологические науки); 10.01.08 – Теория литературы. Текстология (филологические науки), единодушно проголосовал за присвоение докторской степени автору диссертации по корейской литературе, которая не могла бы быть защищена ни в одном диссовете мира, где соблюдают нормы научного законодательства, авторского права и научной этики и действительно стремятся внести вклад в науку. Речь идет о профанирующей и дискредитирующей отечественную фиологическую науку диссертации Г.А. Амановой «Художественная специфика традиционной литературы Кореи и опыт модернизации ее поэзии. Теоретические аспекты».

Полные тексты этой диссертации, протокола № 2 заседания диссовета ТвГУ от 26.10.2019 о приеме ее к защите, ее автореферата и отзывов на нее размещен на официальном сайте ТвГУ (URL : dissertations.tversu.ru/councils/6/dissertations/221 ).

В этой диссертации Г.А. Аманова кардинально извратила смысл работ Л.Р. Концевича, а его самого подвергла несовместимым с научной этикой «критическими» нападкам. Вкусовые оценки с переходом на личности она также высказала в отношении наших других виднейших филологов – теоретиков и исследователей традиционной корейской литературы А.А. Холодовича, Д.Д. Елисеева, М.И. Никитиной, А.Ф. Троцевич, а смысл их трудов многократно исказила ложным цитированием и некомпетентным и предвзятым комментированием, опустившись до поиска опечаток в их публикациях, чем обычно занимается корректор. При этом, в отличие от них, Г.А. Аманова не имеет публикаций ни в области перевода, ни в исследованиях традиционной корейской литературы.

Вот некоторые из ярлыков, которые навешивает на них Г.А. Аманова: «опирались на методологию советского литературоведения, притом нередко далеко не лучшее в ней» (с. 4);  «не проявляли специального интереса к теории … даже над теоретико-литературной терминологией  — языком своей науки — почти не рефлексировали» (с. 9-10); «художественное значение… материала», которым они занимались, «невелико» (с.14); и т.д.

Г.А. Аманова даже творчество А.А. Ахматовой привлекла, чтобы доказать, что эта русская поэтесса, корейского языка не знавшая, «лучше» переводила корейскую поэзию, чем профессионалы-корееведы, посвятив этому главы IV и V. Однако творчество А.А. Ахматовой принадлежит к области русской литературы, а переводы корейской литературы ученых-корееведов – это, в первую очередь, научные востоковедные труды. То есть это две разные категории текстов: художественных и научных, и сравнивать их между собой так же бессмысленно, как рассуждать, скажем, на тему, кто более велик: Диккенс или  Эйнштейн.

Г.А. Аманова и поныне распространяет через сайт ТвГУ и др. беспочвенные слухи о наших крупнейших специалистах:  что «даже самому сведущему из корееведов, очевидно, все равно, разбирать ли стихотворную поэму или «исторические сочинения» (с. 256); что «видимо, по мнению Л.Р. Концевича, сообщать читателю, с какого языка сделан перевод, необязательно» (с. 256); что «очевидно, вёрстки этот теоретик корейской литературы не видел» (с. 61) и т.д. Слова «очевидно» и «видимо» выделены нами. Они характеризует характер аргументации Г.А. Амановой. Она не имеет отношения к науке, как не имеют к ней отношения и ее вкусовые оценки типа «терминами не изобиловало» (с. 54), «не мудрствуя лукаво утверждает» (с. 196), «этот теоретик» (с. 61), «вот и дотошному специалисту только «кажется»» (с. 44) или «мучился специалист» (с. 63). Вряд ли можно согласиться с мнением составителя отзыва ведущей организации д.ф.н. Р.Ф. Бекметова (специальность 10.01.01 – Русская литература), что такого рода оценочные суждения «соответствуют нормативам научного стиля речи» (с. 10).

Думаю, что причина подобных оценок очевидна всем, кто полностью читал данный раздел на форуме РАУК. Суммирую его содержание. В 2010 г. Аманова Г.А. уже пыталась защитить докторскую диссертацию под названием «Становление современных форм корейской поэзии (конец ХIХ – середина ХХ в.)» в Институте востоковедения РАН в Москве – по специальности 10.01.03 – Литература народов стран зарубежья (литературы стран Азии и Африки).

Она не была утверждена, так как против выступила группа корееведов: ведущий научный сотрудник ИВ РАН к.ф.н. Л.Р. Концевич, полный профессор Университета Осло к.и.н. В.М. Тихонов, доцент Университета Кукмин (Сеул), к.и.н. А.Н. Ланьков, доцент РГПУ им. Герцена (СПб) к.ф.н. Ли Сан Юн, к.ф.н. М.В. Солдатова, преподаватель ИВКА РГГУ к.и.н. Т.М. Симбирцева и студенты корейских отделений московских вузов. Их поддержали видные востоковеды-филологи: синолог, д.ф.н., академик РАН Б.Л. Рифтин и арабист д.ф.н. Д.В. Фролов, специально пришедшие на защиту. Их общее мнение о диссертации Амановой Г.А. было таково: «не соответствует требованиям, предъявляемым к работе подобного рода, поскольку автор не обладает требуемой языковой подготовкой; некоторые части диссертации являются плагиатом, работа слаба в части филологического анализа, библиография неполна, ибо в ней отсутствуют работы ведущих мировых специалистов в рассматриваемой области, и она не охватывает достижений мировой науки за последние годы» (некоторые отзывы см. выше в данном разделе).

Диссертация 2010 г. почти без изменений вошла в диссертацию Амановой Г.А. 2020 г. в виде второй ее части, и недочеты, о которых ей говорили в 2010 г. профессионалы, так и не были исправлены. Все их отзывы на ее диссертацию 2010 г. актуальны и для ее работы 2020 г. Что касается «новизны» этой ее последней диссертации, то она разрослась до поистине гигантского размера в 837 страниц за счет добавления первой части, в которой вместо работы над своими ошибками Г.А. Аманова предпочла «разобрать ошибки» выступивших против ее предыдущей диссертации корееведов. То есть она превратила свою новую защиту в арену сведения личных счетов, а диссовет ТвГУ и оппоненты ее единодушно поддержали. Я изучила текст Г.А. Амановой и отзывы на него и с уверенностью утверждаю, что эти 26 докторов наук о достоверности не заботились и интересами науки однозначно не руководствовались, когда писали свои хвалебные, переходящие порой в панегирики, отзывы на эту диссертацию и голосовали в ее поддержку.

Против Л.Р. Концевича, написавшего в 2010 г. письмо в ВАК против ее защиты, Г.А. Аманова развернула настоящую травлю, и не только на страницах своей диссертации. На с. 254 она упоминает о «едком фельетоне» ее научного консультанта д.ф.н. С.И. Кормилова, где он дописался до заявления, что составленная Л.Р. Концевичем антология корейской поэзии VIII-XIX столетий «Осенние клёны» (СПб.: Гиперион, 2012) была издана в Петербурге, а не в Алматы, чтобы «ни с какими наследниками грантом, полученным из Южной Кореи, и гонораром не делиться». Имеются в виду наследники А. Жовтиса – автора включенных в эту антологию поэтических переводов, который жил и умер в Алматы[1].

Недостойные ученого спекуляции д.ф.н. С.И. Кормилова относительно чужого, якобы неправомерно полученного гонорара, – это его домысел, направленный на подрыв репутации Л.Р. Концевича. Добавлю, что «Осенние клёны» – это Том VII серии «Золотой фонд корейской литературы», которая обобщает результаты работы отечественных корееведов-литературоведов за более чем полвека. Где еще издавать такую серию, как не в Петербурге – городе, который с 1930-х годов является главным центром перевода и изучения традиционной корейской литературы в нашей стране? С какой стати такую серию издавать в Алматы, то есть за границей, в Республике Казахстан?

Но вернусь к диссертации Г.А. Амановой. Что плохого в том, что Л.Р. Концевич уважает своего покойного учителя? Почему в научном труде надо об этом писать, да еще ставить «покойный учитель» в кавычках (с. 258), а потом доказывать, что этот покойный учитель «был решительно некомпетентен», «критически» разбирая его трехстраничную статью 1957 года на семи страницах (с. 258-264)? Это характерный пример отношения Г.А. Амановой к чужому мнению. Поясню, что «учитель» – это Виктор Антонович Хван Юндюн (1916-1969), один из самых первых (с 1948 г.) преподавателей корейского языка в Москве (МИВ), фонолог, был носителем двух языков (корейского и русского), хорошо знал в подлиннике классическую корейскую литературу, имел два высших образования – педагогическое и филологическое, был вторым по времени защиты (1952 г.) советским корееведом – носителем ученой степени к.ф.н. Его портрет висел над рабочим столом Л.Р. Концевича многие десятилетия. Г.А. Аманова его видела, так как бывала в квартире Льва Рафаиловича, и вот как она отплатила за его советы.

Г.А. Аманова прекрасно понимает, что наносит Л.Р. Концевичу душевную рану, растаптывая память дорогого ему человека. На это и направлены ее усилия. А также на то, чтобы показать профессиональную несостоятельность российского корееведения и свое над ним превосходство. То есть она хорошо усвоила те методы, которые «обкатал» для нее в своем клеветническом пасквиле ее «научный» консультант С.И. Кормилов.  

Г.А. Аманова обвинила Л.Р. Концевича в необъективности и нарушении академической этики, предъявив ему обвинение в том, что он в своей статье «Корейская поэтика» (1974) якобы искусственно «подтягивал» «свою» (т.е. корейскую) литературу до уровня, которым она, по мнению, Г.А. Амановой, не обладает, поскольку корейская литература – это «литература, не знавшая поэтик» (с. 61).

Того же порядка ее заявление, что Л.Р. Концевич считал свое мнение «единственно правильным» (с.233), а себя самого – «фактически выше» других (с. 236).

Г.А. Аманова назвала Л.Р. Концевича «составителем подстрочников» (с. 236) – в пику мнению Льва Рафаиловича, который называл корееведов-переводчиков литературы «первыми творцами русского текста»[2] (подчеркнуто нами). При этом сама она смогла перевести правильно только один глагол из пяти при переводе четырех строк  из каса Чон Чхоля (鄭澈, 1536-1593) Квандон пёльгок («Воспеваю Квандон»,1580 г.), полный подстрочный перевод которой когда-то сделал Л.Р. Концевич для сборника «Одинокий журавль» (М., 1975). Она так и не поняла, кто же на самом деле в этом фрагменте «стоит одинокий», а описанную в нем знаменитую скалу Мангодэ она приняла за «павильон» (с. 371-372).

Оппонент д.ф.н. В.А. Гавриков назвал нападки Г.А. Амановой на наших заслуженных корееведов «корректной полемикой с предшествующей традицией изучения корейской литературы в нашей стране», которая «ориентирована на теоретическую основу исследования» (с. 1). Но теория тут ни при чем.

Как свидетельствует его отзыв, д.ф.н. В.А. Гавриков совершенно не знаком с корейской литературой. Он не смог правильно записать в своем отзыве имя Чон Чхоля – великого корейского поэта. Он назвал его «Чхон Чхоль» (с. 1), скопировав его из диссертации Г.А. Амановой, где это имя искажено (с. 371), а литературоведа Сим Мён Хо, книгу которого Г.А. Аманова многократно цитирует, назвал автором стихотворения «Падающий снег»(с. 6), хотя на самом деле оно принадлежит перу крупного поэта Ким Ока (金億, 1895-?).

Утверждая, что диссертация Г.А. Амановой является текстологической (с.3), он умолчал о том, что это стихотворение Ким Ока она перепечатала из книги Сим Мёнхо с десятью ошибками и еще проигнорировала (с. 669-670) три особые полые точки, которые поэт-экспериментатор в его тексте применил. Добавлю, что у Ким Ока снег падает гроздьями, а в переводе Г.А. Амановой – «снежинками», то есть образ совсем другой. Но эти недочеты «нисколько не снижают общего благоприятного впечатления от работы Г.А. Амановой» (с. 6), которое вынес В.А. Гавриков. О недостоверности его отзыва и всех прочих можно еще долго продолжать.

В своем отрицании значения трудов Л.Р. Концевича Г.А. Аманова дошла до того, что защитила под видом «кардинальной теоретической проблемы» (см. отзыв д.ф.н. О.И. Федотова, с. 6) переиначенную цитату из статьи Л.Р. Концевича «Корейская поэтика» (1974, 2-е изд. 2001), где он писал: «нет оснований категорически заявлять о подражательном характере корейской литературы на ханмуне» (с. 347-348).  Я не случайно выделила слово «подражательный». Оно употребляется крайне редко. Согласно «Словарю русских синонимов», частота его употребления составляет всего 12 раз на ≈ 300 млн.слов[3]. И так же мала вероятность того, чтобы Г.А. Амановой самой пришло в голову это слово, когда она пишет: ««Настоящая диссертация посвящена художественному своеобразию традиционной (до конца XIX в.) и качественно обновленной корейской литературы (с. 5-6). … Проблема поэтики подражательной литературы никогда не ставилась как таковая литературной теорией. (с. 7, курсив Г.А. Амановой). «Подражательность» корейской литературы, то есть отсутствие у нее национального своеобразия, она и отстаивает как главный тезис и вывод в своей диссертации – просто в пику Л.Р. Концевичу, прекрасно зная при этом, что он прав и что ее тезис недоказуем, как и названные ею признаки этой «подражательности» – в частности, что языком корейской литературы традиционного периода был китайский (с. 6).

Я подробно изучила содержание работы Г.А. Амановой и буду отныне постепенно знакомить вас, уважаемые коллеги, со своими результатами, показывая ее некомпетентность, невежество и разоблачая ее инсинуации. Их набралось много. Надеюсь, что они станут предупреждением против цитирования диссертации Г.А. Амановой – как ее оценок работ наших основоположников, так и «поэтических текстов» из нее, поскольку она настолько исказила их многочисленными ошибками при перепечатке вручную, что они больше «поэтическими текстами» не являются. Не оставляю надежды, что наши корееведы-филологи используют мои наработки, чтобы обратиться с ВАК с требованием лишить Г.А. Аманову ее докторской степени. В дальнейшем я неоднократно буду ссылаться на требования к докторским диссертациям из "Положения о присуждении ученых степеней" из Постановления Правительства РФ от 24.09.2013 г. № 842 (ред. от 01.10.2018, с изм. от 26.05.2020) «О порядке присуждения ученых степеней». Полный текст этого документа в последней редакции см. здесь: pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&nd=102167993   До скорой связи. Т.М. Симбирцева.  

 [1] Кормилов Сергей. Корея между Москвой, Петербургом и Алматы // Простор. Алматы, 2014. №8. С.183, 185. www.zhurnal-prostor.kz/assets/files/2014/2014-8/8-2014-18.pdf
[2]  Концевич Л.Р. Оригинал – подстрочник – художественный перевод и границы их адекватности (из опыта переводов корейской средневековой поэзии) // Восточная классика в русских переводах. Обзоры, анализ, критика. Сост. Н.И. Никулин; отв. ред. Б.Л. Рифтин; Ин-т мировой литературы РАН. М.: Вост. лит. , 2008. С. 347.
[3] Подражательный // Словарь русских синонимов. Источник: jeck.ru/tools/SynonymsDictionary/%D0%BF%...8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9 (дата подхода 17.12.2022).




Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня 7 сентября 2022 г. Продолжаю.

О качестве литературной «теории» в диссертации Г.А. Амановой

Диссертация должна быть написана  автором  самостоятельно, обладать внутренним единством, содержать новые научные результаты и положения, выдвигаемые для публичной защиты, и свидетельствовать  о личном вкладе автора диссертации в науку. Ниже будет показано, что в основе этих тезисов лежит «авторская» (читай - научно никак не обоснованная) трактовка Г.А. Амановой терминов «этнос», «нация» и ханмун.

Вот как Г.А. Аманова формулирует в диссертации тезис о «подражательности»: «Настоящая диссертация посвящена художественному своеобразию традиционной (до конца XIX в.) и качественно обновленной корейской литературы (с. 5-6)… Проблема поэтики подражательной литературы никогда не ставилась как таковая литературной теорией. (с. 7, курсив Г.А. Амановой).

В этой формулировке имеется логическое противоречие: рассматривается «своеобразие», другими словами – особенность, оригинальность, самобытность, неповторимость, непохожесть – через утверждение «подражательности», синонимами которой являются имитация, несамостоятельность, эпигонство[1]. Гипотеза, как известно, считается научной, если она не является логически противоречивой [2]. Но в диссертации Г.А. Амановой о науке речь однозначно не идет, хотя оппонент д.ф.н. В.А. Гавриков и назвал ее «теоретически выверенным, концептуальным трудом» (с. 1), а заявление Г.А. Амановой, что «проблема поэтики подражательной литературы никогда не ставилась как таковая литературной теорией» (с. 7), свидетельствует о ее претензиях на роль теоретика-первопроходца в науке мирового масштаба.

Заявляя свою работу «теоретической», Г.А. Аманова при этом не дает научного определения нововведенного ею термина «подражательная литература». О его смысле можно судить лишь по приводимым ею разрозненным замечаниям. Вот какие аргументы приводит Г.А. Аманова в пользу «подражательности» на с. 6:
«С самого начала корейская культура существовала под мощным влиянием китайской… И главные герои, и сюжеты, и образность корейской культуры были заимствованы из китайской…И литературным языком в Корее … был китайский».
На этом основании Г.А. Аманова делает вывод, что корейская литература обладает «этническим своеобразием». Обратим внимание и на этот ее «термин», где под «этническим своеобразием» подразумевается «все китайское». Его Г.А. Аманова «вводит в оборот российской науки», назначив термину "этнос/этнический" свое собственное, авторское, значение «лишенный самобытности», или «ненациональный». 

Из автореферата: «Речь идет о художественном своеобразии национальной литературы. Но в данном случае это своеобразие более чем национальное – этническое» (с. 3, курсив Г.А. Амановой, выделено нами).

Замечу, что в диссертации Г.А. Аманова по-другому оценивает корейскую литературу:

Из диссертации: «Настоящая диссертация посвящена художественному своеобразию традиционной (до конца XIX в.) и качественно обновленной корейской литературы. В обычном смысле слова это литература национальная… Вместе с тем в отношении культуры правильнее было бы говорить о своеобразии именно этническом, а не национальном» (с.5-6, выделено нами).
Как видим, в диссертации Г.А. Аманова пишет об «этническом своеобразии» корейской культуры, а в автореферате – об «этническом своеобразии» корейской литературы. В диссертации она называет корейскую литературу национальной «в обычном смысле», а в автореферате – национальной с «этническим своеобразием» (с. 3). Противоречивость формулировок говорит об отсутствии четкой концепции.

«Признак этноса», по Г.А. Амановой, – это «мощное» влияние культуры соседнего государства (здесь - Китая). Однако влияние чужой культуры не может определять этническую принадлежность. Несостоятельность этого тезиса очевидна особенно в наши дни, когда национальные государства и люди во всем мире ежесекундно обмениваются многообразным культурным контентом через мировую Сеть, средства массовой информации, международные фестивали, конкурсы и конференции, мировую торговлю и пр., не теряя при этом своего культурного своеобразия и этнической идентичности. Внешнее влияние в научное определение термина «этнос» не входит. Согласно нему, «“этнос” – это исторически сложившаяся группа людей, обладающих общим самосознанием и самоназванием (этнонимом), общностью происхождения и культуры (чаще всего языка). Этнос связан с определенной территорией…»[3]. Поскольку корейскую литературу традиционного периода создавал этнос сначала прото-корейцев, а затем корейцев, она и была этнической, только не китайской, а корейской. А в национальную в полном смысле этого слова эта литература стала превращаться в новое время с конца XIX в. под влиянием процессов формирования современного государства, капитализма, образования, прессы, общепринятых норм родного языка, стандартизированного культурного канона и пр. Это процессы, закономерные для эволюции всех литератур. И почему «этническое (читай: чужое) своеобразие» – «более чем национальное», то есть ценнее, чем свое? И в каких единицах можно измерять это «более чем»? Научной интерпретации этой «авторской терминологии» мы в работе Г.А. Амановой не найдем, и вряд ли она тут возможна в принципе.

Все признаки «этнического своеобразия» корейской литературы Г.А. Аманова называет «китайскими», Отсюда вытекает, что «этническое своеобразие» корейской литературы – это, другими словами, «китайское своеобразие» корейской литературы, что, по сути, означает ту же «подражательность». Что же тогда в ней собственно корейского? Ведь в заголовке диссертации значится художественная специфика литературы Кореи.

Мысль, что корейского в ней собственно ничего и не было, и не только в традиционный период, но и в новое время, Г.А. Аманова подчеркивает неоднократно. На с. 7 она пишет, что китайское «влияние было столь сильным…, что попытка его преодоления в новое время осуществлялась тоже под влиянием – но теперь уже более развитой культуры Японии» (выделено нами). На с. 9 – что «в средневековой Корее… не существовало своих национальных поэтик (но корейцы в отличие от русских пользовались поэтиками, поступавшими из соседних стран – сначала Китая, потом также Японии), а с конца XIX в. произошла резкая… переориентация на европейские и вообще западные литературно-художественные принципы». То есть одно иностранное влияние сменилось другим, в результате чего у корейских поэтов нового времени «приверженность к традиции главным образом выразилась в вертикальном способе письма» (с. 286). То есть даже и от предыдущего, «китайского» периода, не осталось, как она утверждает, практически ничего.

Обратим внимание на то, что культура Японии именуется «более развитой», чем китайская (с 7, 126). Основанием для этой оценки служит замечание, что Япония раньше других стран региона ступила на путь капиталистического развития и в значительной мере преодолела свою культурную замкнутость. Может ли преодоление культурной замкнутости считаться основанием для оценки качества национальной культуры? И что это такое – «более развитая»? Можно ли считать русскую культуру менее развитой, чем, скажем, английская, на том основании, что Англия вступила на капиталистический путь на два века раньше? Здесь мы сталкиваемся с последовательно проповедуемой Г.А. Амановой ненаучной идеей культурного неравенства и превосходства одной культуры над другой, о чем я еще скажу далее.

Подчеркнем, что такая позиция не имеет ничего общего с содержанием трудов российских корееведов, которые подготовили, по утверждению Г.А. Амановой, «почву для теоретических наблюдений и выводов», на которую она опирается (с. 10). «В корейской культуре с самого начала определяется четкое разграничение «своего» и «чужого», при этом свое оказывается не менее ценным, чем чужое», – подчеркивает ве­дущий российский исследователь традиционной корейской литературы А.Ф. Троцевич [4].

На самом деле у Г.А. Амановой были совсем другие предшественники. Хотя она утверждает свою пионерскую роль в его выдвижении, тот же, по сути, тезис о «подражательности» еще в 1920-х гг. озвучил в японском колониальном корееведении первый профессор литературы Кёнсонского императорского университета (ныне Сеульский национальный университет) Такахаси Тору (高橋亨, 1878–1967). Он тоже так считал, как Г.А. Аманова, но формулировал логичней: что корейской литературы не существует, а есть только корейская версия китайской литературы[5]. Политическая ангажированность Такахаси была ясна даже некоторым его коллегам-японцам, которые считали, что для него наука – не более чем инструмент достижения политических целей[6].

Тезис Такахаси служил утверждению японского культурного превосходства. А чему он служит в диссертации Г.А. Амановой? Еще раз напомню ее заявление, что «проблема поэтики подражательной литературы никогда не ставилась как таковая литературной теорией»(с. 7), которое свидетельствует о ее претензиях на роль теоретика мирового масштаба. Для их подтверждения и выдвинут в ее диссертации тезис о «подражательности» под видом «новаторского», словно Такахаси Тору и вовсе не существовал. В диссертации Г.А. Амановой нет ничего о японском колониальном корееведении, кроме разрозренных и противоречивых отрывочных замечаний, хотя она – прямая последовательница идей одного из самых политизированных его представителей из числа литературоведов и фактически присваивает себе его «заслуги». Последовательница она явно невольная. Книг и статей ни о Такахаси, ни о японском колониальном корееведении в целом в ее списках литературы нет, то есть она не имеет о них представления, и это ее огромное упущение, т.к. это корееведение оказало значительное влияние на изучение литературы Кореи нового времени, которой посвящена вторая часть ее диссертации. Это противоречит п. 10 «Положения о присуждении ученых степеней», по которому «предложенные автором диссертации решения должны быть аргументированы и оценены по сравнению с другими известными решениями».

Постановка вопроса о «подражательности» была обусловлена идеологией колонизаторов и не подкреплялась научно. В 1920-х годах сама область понятия «корейская литература» еще не была определена. Художественная литература на ханмуне (кореизированной форме китайского классического языка вэньянь) еще не была выделена из общей массы текстов традиционного периода, а литература на корейском языке являлась terra incognita из-за отсутствия единой базы опубликованных текстов. В процессе формирования базы данных: сбора, накопления, систематизации и публикации образцов корейской художественной литературы – в первую очередь народных песен минё, – и по мере становления в этом процессе современного корейского литературоведения как в Корее, так и в Японии и других странах, отжил и вышеуказанный тезис. На сегодняшний день в мире, в том числе и в России, издано множество оригинальных текстов и переводов корейской литературы и написаны тысячи научных трудов, раскрывающих древность ее корней, ее самобытность и своеобразие. Вызывает недоумение, что тезис о «подражательности», или об отсутствии у корейской литературы национальной самобытности, век спустя «всплыл» в диссертации Г.А. Амановой, причем не в плане обсуждения истории корейского литературоведения, а как утверждаемая ею «неизученная проблема».

Сноски:
 [1] См. «своеобразие» и «подражательность» // Словарь русских синонимов. URL: jeck.ru/tools/SynonymsDictionary/ ( Дата обращения: 05.09.2022).
[2] «Гипотеза» – см. определение в Википедии: ru.wikipedia.org/wiki/Гипотеза , а также в кн.: Философско-терминологический словарь, 2004; Словарь науки. Общенаучные термины и определения. 2008 г. : URL:   terme.ru/termin/gipoteza.html .
[3] Этнос // Большой российский энциклопедический словарь. М.: Большая рос. энциклопедия, 2003. С. 1855.
[4] Троцевич А.Ф. История корейской традиционной литературы (до ХХ в.). Учебное пособие. СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С. 20.
[5] См.: Ли Сан Хён, Ю Чхун Хи. Значение теории корейской литературы Такахаси в академической истории нового времени // Ильбон мунхва ёнгу (Изучение японской культуры) / Японское общество по изучению Восточной Азии. Вып. 42. 2012. (이상현․류충희. 다카하시 조선문학론의 근대 학술사적 함의 // 일본문화연구 (동아시아일본학회). 42호, 2012); Ли Юн Сок. Содержание и значение конспектов лекций в Кёнсонском императорском университете Такахаси Тору // Записки по востоковедению. Вып.177 / Институт корееведения Ун-та Ёнсе. 2016. (이윤석. 다카하시 토오루의 경성제국대학 강의노트의 내용과 의의 // 동방학지 (연세대 국학연구원). 177호, 2016) и др.
[6] Ли Ён Бом. Лектор Ким и профессор Т. Научное общество корейского языка и литературы и начало изучения корейской литературы // Минджок мунхакса ёнгу. 2018. Т. 68. С. 330 (이용범. 김강사와 T교수. 조선어문학회의 한국문학연구 정초(定礎). // 민족문학사연구. 2018, vol., no.68.

 

Кстати. Существует ряд научных трудов, непосредственно посвященных опровержению тезиса о «подражательности», которые Г.А. Аманова проигнорировала в нарушение п. 10 «Положения о присуждении ученых степеней».

Здесь в первую очередь надо назвать работы учеников Такахаси Тору – представителей первого поколения дипломированных корейских литературоведов Чо Юндже (趙潤濟, 1904–1976) и Ким Тхэджуна (金台俊, 1905–1949). Точкой отсчета стал февраль 1929 г., когда Чо Юндже опубликовал в газете «Тона ильбо東亞日報» статью «Связь корейской литературы и ханмуна (조선문학과 한문과의 관계)». В ней были рассмотрены и разделены понятия «корейская литература» и «китайская литература». Претендуя за звание «теоретика», Г.А. Аманова эти понятия не рассмотрела, хотя они имеют принципиальное значение для выдвинутых ею тезисов. Той же тематике был посвящен первопроходческий труд Ким Тхэджуна (金台俊, 1905–1949) по сравнительному литературоведению «История корейской литературы на ханмуне 朝鮮漢文學史» (1931). В нем корейская литература на ханмуне (в первую очередь поэзия) была рассмотрена как часть истории корейской литературы, даны ее определение и периодизация[1].

В своей знаменитой книге «Очерк истории корейской поэзии 朝鮮詩歌史綱» (1937 г.) Чо Юндже предложил критерии изучения корейской литературы с национальной точки зрения (минджок сагван), согласно которым она рассматривалась как живой организм, находящийся во взаимосвязи с жизнью корейцев, природой Кореи и внешними влияниями, менявшимися в ходе исторического развития корейского народа, что и определяло ее национальное своеобразие[2]. Утверждением ценности литературных достижений своего народа «Очерк» внес значительный вклад не только в корейское литературоведение, но и в укрепление национального духа и воли корейцев к независимости.

Игнорируя первопроходческую роль Чо Юндже, который как ученый состоялся уже в колониальный период, Г.А. Аманова называет его «южнокорейским литературоведом» (с. 380). Она не только не упоминает о его концепции минджок сагван, но даже название его труда, где он впервые ее изложил, приводит неверно. В списках литературы (с. 358) значится не «Очерк» 1937 г., а его позднее переиздание «Очерк истории корейской поэзии 韓國詩歌史綱» (1958), в названии которого опущен последний иероглиф ган綱 («очерк»)[3]. В результате этой манипуляции у Чо Юндже «появилось» «новое произведение» – «История корейской поэзии», которого он не писал. Такой подход искажает историю корейского литературоведения, умаляет значение этого пионерского труда и вырывает его из исторического контекста, поскольку создан он был в колониальное время, и этими обстоятельствами было обусловлено в значительной мере его содержание. Замалчивание сведений и произвольная манипуляция информацией, вступающей в противоречие с тезисами, выдвинутыми Г.А. Амановой на защиту, – регулярно применяемый ею в своей диссертации метод.

Тезис – что корейцы не обладают самобытностью (токчасон), – был выдвинут впервые в начале ХХ в. для придания наукообразного оправдания готовившемуся тогда установлению японского протектората над Кореей (1905 г.). Он являлся частью политической доктрины «японцы и корейцы – общие предки ильсон тонджорон日鮮同祖論», созданной в Токийском императорском университете. Он сохранял свое значение в течение всего колониального периода и к началу 1940-х годов, в военный период, трансформировался в доктрину  «Корея – часть единого целого (с Японией) нэсон ильчхе (內鮮一體)», которой подкреплялась политика насильственной ассимиляции корейцев[4]. Воспоминание о ней и сегодня остается болезненным для корейцев в обеих частях Корейского полуострова и для корейских диаспор во всех частях мира.

По мнению Г.А. Амановой, постановка вопроса о ненациональном характере корейской литературы/культуры служит «глобальному взаимопониманию», без которого «ныне, по сути, невозможно выживание человечества» (с. 5). Однако история освободительной борьбы корейского народа против японских захватчиков и содержание трудов просветителей и лучших произведений корейской литературы колониального периода (1910-1945), с которым Г.А. Аманова так и не разобралась (ниже будет показано, во что она превратила образцы корейской поэзии при перепечатке вручную со множеством ошибок, да еще со вторичных источников, и что ее комментарии этим искаженным текстам соответствуют), опровергают это ее утверждение, как и история корейского научного литературоведения, которое зарождалось как ответ на идеи колонизаторов, в т.ч. Такахаси. Г.А. Амановой следовало бы с этими работами детально ознакомиться, прежде чем выносить тезис о "подражательности" на защиту.   

Сноски:
[1] Ли Ён Бом. Лектор Ким и профессор Т. Научное общество корейского языка и литературы и начало изучения корейской литературы (이용범. 김강사와 T교수. 조선어문학회의 한국문학연구 정초(定礎). URL: Academia.edu: www.academia.edu/  
[2] Чо Юн Чже. Биобиблиографическая статья // Энциклопедия корейской национальной культуры /한국민족문화대백과사전». URL: encykorea.aks.ac.kr/Contents/SearchNavi?...C%A0%9C&ridx=0&tot=6 (дата обращения 08.09.2022).
[3] Так представлена эта книга в дисс. Г.А. Амановой на с. 358: «조윤제. 韓國詩歌史. 서울: 乙西文化社. 1958. (Чо Юн Чже. История корейской поэзии. Сеул, 1958.)».
[4] Колониальный взгляд на историю (cинмин сагван 植民史觀) // Энциклопедия Тусан 두산백과. URL: terms.naver.com/entry.naver?docId=117885...942&categoryId=33384 (дата обращения  08.09.2022).