Издательский дом ККПЦ "Первое Марта" издал русский перевод книги "알기 쉽게 풀어 쓴 훈민정음" (생각의 나무, 2008). Издание приурочено к празднованию Дня корейской письменности и 20-летней годовщины российско-корейских дипломатических связей.

"Хунмин чонъым, изложенный простым и всем понятным языком"*. М., "Первое Марта", 2010. 160 с. + факсимиле "Хунмин чŏнъым хэре" (훈민정음 해례본 訓民正音 解例本) и "Хунмин чŏнъым ŏнхэ" (훈민정음 언해본 訓民正音 諺解本).
Перевод на современный корейский язык: Кан Синхан (강신항)
Вступительные статьи: Ким Чжувон (김주원), Ли Санок (이상억)
Перевод на русский язык: В.Д. Аткнин (Victor Atknine)
Редакторы: В.И. Зимин, В.В. Верхоляк, Хан Бёнсок (한병석)
Составитель: Общество корейского языка 한글학회 (Республика Корея)
Издатель: Национальный институт корейского языка 국립국어원 (Республика Корея)

Из библиографической справки, предваряющей факсимиле двух памятников:
«Объяснения и примеры к Наставлению народу о правильных звуках» («Хунмин чонъым хэре»)
В двенадцатую луну 25-го года своего правления (1443 г.) король Сечжон, изучив звуки (фонемы) среднекорейского языка, составил для него новую письменную систему, хунмин чонъым, после чего повелел ученым Чипхёнчжона (Павильона собрания мудрейших) составить описание «объяснений и примеров» этой новой письменности. Составление «Объяснений и примеров», написанных на ханмуне, было завершено на 28-м году правления Сечжона в первую декаду девятой луны (1446 г.). Названием книги («Хунмин чонъым») послужило название новой письменности.
Книга содержит раздел «Образцы и значения», включивший в себя предисловие короля Сечжона, описание фонетических характеристик передаваемых знаками новой письменности звуков, а также правил употребления этих знаков (этот раздел составляет основной текст книги). Вслед за ним следуют «Объяснения и примеры»: «Объяснение создания знаков», «Объяснение начальных звуков», «Объяснение средних знаков», «Объяснение конечных звуков», «Объяснение сочетания букв», а также «Примеры на употребление букв». Завершает книгу предисловие Чон Инчжи. Поскольку в предисловии Чон Инчжи имеется пассаж, в котором говорится: «Зимой в год кехэ (1443 г., 25-й г. правления Сечжона) наш повелитель создал двадцать восемь букв чонъыма и вкратце привел их образцы и значения», собственно текст «Хунмин чонъыма» часто называют «Образцами и значениями». Этот же пассаж позволяет признавать саму письменность, хунмин чонъым, личным творением короля Сечжона.
Дошедший до наших дней экземпляр «Объяснений и примеров к Хунмин чонъыму» был обнаружен в 1940 г. в селении Чухари уезда Андон провинции Северная Кёнсан. Он принадлежал ныне покойному Ли Ханголю (в настоящее время ксилографическое издание в одном томе из тридцати трех листов, признанное национальным сокровищем №70, хранится в музее Кансон). Размеры этого единственного сохранившегося экземпляра 16.8 см на 23.3 см. Текст «Образцов и значений» написан в семь строк на листе, каждая из строк содержит по одиннадцать иероглифов, текст «Объяснений и примеров» написан в восемь строк с тринадцатью иероглифами в каждой. Текст предисловия Чон Инчжи написан с отступом от верхней границы в один знак; в каждой строке содержится по двенадцать иероглифов. На момент обнаружения книга была неполной (в ней отсутствовали два начальных листа). Позднее текст был дописан тушью от руки. Во время этой процедуры последний иероглиф предисловия короля (耳) был ошибочно написан как 矣.
Составителей книги было восемь. Их имена: Чон Инчжи, Син Сукчу, Сон Саммун, Чхве Хан, Пак Пхэннён, Кан Хиан, Ли Гэ и Ли Сонно. Благодаря наличию раздела «Объяснения и примеры» книга получила известность как «Объяснения и примеры к Хунмин чонъыму». Она известна и под другим названием: «Подлинный текст Хунмин чонъыма».

Из раздела «Наставление народу о правильном произношении (Образцы и значения)»
Фонологическая система корейского языка, отличаясь от китайской, не соответствует иероглифам, которыми записываются китайский и корейский языки. Поэтому среди обычного народа много таких, кто хотел бы высказаться, но не способен выразить себя посредством китайских иероглифов. Питая к ним жалость, я создал новые двадцать восемь букв. Сие сделано для того, чтобы люди могли легко овладеть ими и удобно пользоваться каждый день.
ㄱ [обозначает] заднезубной (велярный) звук, и этот звук тот, который произносится первым [при чтении] знака 君 [kun]. ㄲ, составленный из двух написанных рядом знаков, [обозначает] звук, который произносится первым [при чтении] знака 虯 [k’ju].
ㅋ [обозначает] заднезубной (велярный) звук, и этот звук тот, который произносится первым [при чтении] знака 快 [khwai].
<...>

Из раздела "Объяснение создания знаков"
Превращения неба и земли (Вселенной), по сути, есть единая ци.
И инь и ян, и пять стихий - начало и конец друг друга.
Пусть у вещей промеж двумя (небом и землей) имеются и форма, и звучанье,
В основе не бывает двух, всюду царят закон и число.
В создании букв чонъыма сберегли подражанье образу,
Звук силен – добавили черту.
От коренных зубов и языка, от губ, зубов передних, горла исходят звуки,
Сии начальные, букв для них семнадцать.
Заднеязычных форма – с языка, что корнем горло закрывает,
Лишь (業) напоминает (欲), но смысл (принцип создания буквы) заложен в нем иной.
Язычных образ, ни дать ни взять, язык, коснувшийся верхней десны.
Губные, ни дать ни взять, очертания рта.
Зубные и гортанные подражают образу передних зубов и горла,
Коли познаешь смысл этих пяти (принципов создания букв),
станет тебе звучание ясным.
<...>

Из "Предисловия Чон Инчжи"
Если существуют естественные, Неба и Земли, звуки, должны быть и естественные, Неба и Земли, письмена (то есть должны быть буквы и письмо, посредством которых можно было бы передавать естественные звуки окружающего мира). Потому и создали древние люди, соответственно таким звукам, письменные знаки, и постигли через них чувства всего сущего, и запечатлели в книгах законы трех начал, и не смели изменить по своей воле созданные предками письмена последующие поколения людей. Однако различаются природными условиями четыре страны света, а потому и различны в них манеры речи. В иных языках (за пределами Китая) присутствуют звуки, отличные от китайских, но нет букв, чтобы записать их, потому пользуются для своих нужд, заимствовав у китайцев, их письмена, но это столь же неподходящее дело, как если вставлять в круглое отверстие квадратную ручку – как можно ими передать что-либо без помех? Посему суть такова: всё должно быть устроено с удобством в соответствии с тем, где оно находится, и нельзя всё насильно сделать одинаковым.
<...>
____________________________________________
* Книга напечатана на средства корейского правительства, поэтому прогнозировать, каким образом книга дойдёт до благодарного читателя, не представляется возможным. Первая часть тиража составляет 500 экземпляров. Те, кто имеет отношение к изучению Кореи, могут обратиться за бесплатным экземпляром в издательский дом ККПЦ "Первое марта" (Москва).

ПОЗАВЧЕРА сконфуженный издатель сказал: "Во время презентации книги дал промашку (실수했습니다). Голова совершенно не работала... Короче, забыли прочитать твоё слово". Понимаю. Хорошо, что не забыли заплатить за перевод. И на том спасибо.

Вечером того же дня мы беседовали на разные темы с профессором Корейского университета иностранных языков (о ней и тёплом приёме, который она устроила мне, писал вчера) и сошлись на том, что слово переводчика не прочитали из-за неосторожно оброненных слов об авторстве "Хунмин чонъыма" и целях его создания...

Подумал, что, возможно, кое-кому будет интересно почитать то, что оказалось непрочитанным 22-го октября на презентации книги в Москве, какие обстоятельства окружают выход в свет большой красивой книги в супер-обложке.

Может показаться, что "Слово" написано сумбурно. Я написал так специально. Писать серьёзно и строго для такого праздничного и радостного мероприятия было бы моветоном. Подумал, пускай народ насладится "простым и всем понятным" русским языком...

Приятного чтения!

*****************************
Добрый вечер.

Прежде всего, разрешите поздравить вас с выходом в свет очередной книги, имеющей отношение к изучению Кореи, и, пусть несколько запоздало, с замечательным праздником, Днем корейской письменности, хангыля. Это, действительно, замечательный праздник. Немногие народы могут похвастаться тем, что обладают самобытным, организованным не похоже на другие, соседние или дальние, письмом, и, тем более, таким, о котором известно так много: и время его создания, и кто его авторы.

Должен сказать, что участие в этом проекте стало для меня почетным, но и несколько неожиданным мероприятием. В прошлом году со мной связался господин Ли Хёнгын, директор издательского дома «Первое Марта», ранее привлекший меня к участию в другом проекте (издании «Языка Кореи», который вышел в моем переводе под названием «Корейский язык», «М., «Первое Марта», 2005). Он предложил взять на себя перевод памятника. Я ответил, что лучшей кандидатурой для выполнения этого проекта является горячо любимый и почитаемый мною Лев Рафаилович Концевич, один из наиболее известных корееведов не только России, но и всего мира. Лев Рафаилович почти сорок лет назад написал диссертацию, в которой исчерпывающе осветил вопросы текстологии «Хунмин чонъыма». Он – автор давно ставших классическими перевода «Хунмин чонъыма» и монографии, наиболее полно описавшей все аспекты корейской грамматологии и, думаю, опередившей и повлиявшей на многие другие исследования «Хунмин чонъыма» в мире (Хунмин чонъым. Наставление народу о правильном произношении. М., Наука. 1979). В начале этого года Ли Хёнгын сообщил, что в силу своей занятости Лев Рафаилович принять участие в проекте не может, и по обыкновению, как это часто бывает в Корее, сказал, что перевод должен был быть сделан... вчера...

Таковы обстоятельства, которые привели к моему участию в этом проекте.

Не буду останавливаться на проблемах, с которыми сталкивается переводчик, переводя литературу любого жанра. Взять такое простое предложение, как «Я иду домой» (I go home). Его переводчик может перевести и как «나는/난 집에/집으로 간다/갑니다/가요», и как «나 집에 간다», и как «내가 집에 간다/갑니다/가요», и как «집에 간다/갑니다/가요», и как «집에 간다. 나», и как «저는 집에/집으로 갑니다» и так далее. В случае перевода специальной литературы переводчик сталкивается с необходимостью не только более или менее точно передать смыслы оригинального текста, но и встает перед труднейшим выбором: как ему поступить с авторской терминологией, которая употреблена в тексте. Ведь стоит ему заменить один термин другим, привычным русскому читателю, как рушатся связи внутри текста, и логика текста становится непонятной... Мы, авторский коллектив, постарались максимально сохранить стилистику и лексику оригинального текста, приблизить перевод к его корейскому оригиналу с тем, чтобы дать читателю возможность почувствовать «аромат» корейского текста. К этому следует добавить, что Институт корейского языка поставил условие: перевод не должен повторять уже ранее изданные переводы, это должен быть аутентичный перевод именно перевода Кан Синхана на современный корейский язык.

О памятнике, думаю, скажут (или уже сказали) другие. Выскажу лишь несколько соображений, которые, возможно, покажутся кое-кому интересными.

При чтении «Хунмин чонъыма», особенно вступительных статей, у внимательного читателя могут невольно возникнуть вопросы. Например, почему памятник, вводящий в оборот новую письменную систему, назван «Обучаю народ правильным звукам»? Ведь речь, по сути, идет о новых буквах (знаках, символах, графемах), новом письме.

Более того, если читать оригинал на китайском языке, замечаешь: описывая новые знаки, авторы (а я думаю, что авторов было несколько, а не один) постоянно смешивают понятия «звука», ым 음(音) и «буквы», или знака, ча 자(子). Так, скажем, описывая в первом разделе новые знаки, авторы дают, на самом деле, описание артикуляционных характеристик звуков, которые эти знаки должны передавать (кстати, это было первое, на что обратил внимание взявший на себя труд прочитать и выправить текст Виталий Ильич Зимин). Почему бы это так?

Думается, причина того лежит в том, что в средневековой Корее, как, впрочем, у других народов, первенство отдавалось письменному языку. Разговорный же язык считался не столь важным.

Теперь пора вспомнить, какой язык в Корее того времени был письменным. Им был китайский язык.

У меня есть идея (ее я осмелился высказать вскользь много лет назад в тезисах одного из своих докладов; её же всякий раз повторял студентам в лекциях). Мне кажется, что новое письмо создавалось как своего рода транскрипционное письмо с целью помочь тем, кто не владел письменным китайским языком, выучить звучание китайских иероглифов и, таким образом, «правильно» читать письменные тексты на китайском языке. Такое понимание может, на мой взгляд, стать ключом к разрешению кажущегося парадоксальным несогласования названия памятника и его содержания. Возможно, я не прав.

При чтении книги у читателя могут возникнуть и другие вопросы. Например, кто является автором, изобретателем хунмин чонъыма (хангыля)? Сколько у него было авторов - один или несколько? Авторы вступительных статей, ссылаясь на текст «Хунмин чонъыма» (например, в предисловии Чон Инчжи говорится: «Зимой в год кехэ наш повелитель Сечжон создал двадцать восемь букв чонъыма, вкратце привел их образцы и значения и назвал их хунмин чонъым» и др.), утверждают, что единоличным автором является Сечжон Великий. Однако следует сказать, что у этой точки зрения есть противники и в самой Корее, и за ее пределами. Действительно, мог ли быть создателем столь фундаментального и глубоко основанного творения один человек, пусть даже и такой талантливый, как Сечжон Великий, проявивший себя в столь многих областях науки и техники?

Я думаю, здесь надо учесть характер той эпохи, который сохраняется подспудно в недрах корейской нации и поныне. Стоит вспомнить и то, что то было время абсолютной монархии. То, что выполняли подчиненные монарха, приписывалось гению монарха. Впрочем, так в Корее и сейчас. В одном из учреждений Кореи, которое я знаю очень хорошо, основные труды института выходят под одним именем, именем его руководителя, однако, на самом деле, их пишут – коллективно – многие люди. Остается только гадать, что напишут исследователи этого учреждения через несколько сот лет.

Тем не менее, стоит отдать должное Сечжону Великому, который сумел собрать вокруг себя многих талантливых исследователей, поставить перед ними задачу. Даже если он не был великим изобретателем, он был, говоря современным языком, великим менеджером.

Еще раз поздравляю всех с выходом в свет книги. Буду рад, если она окажется полезной для студентов, просто граждан, питающих интерес к Корее, корейцам, корейской культуре.

Благодарю господина Ли Хёнгына за то, что он дал мне возможность принять участие в этом проекте, моих коллег и редакторов книги Владимира Васильевича Верхоляка, Виталия Ильича Зимина и Виктора Хана (Хан Бёнсоку), каждый из которых внес свою лепту в общий труд и был неизменно доброжелателен и снисходителен к тому, что сделал переводчик. Я выражаю искреннюю благодарность Национальному институту корейского языка, Обществу корейского языка, доверившим мне выполнение столь важного проекта.

Хочу закончить пожеланием с использованием цитаты из «Хунмин чонъыма».

Я не смог быть в этот день с вами, но «내이를위하야어엿비너겨» («сожалея об этом»), выражаю надежду, что мне еще представится случай присутствовать на подобном мероприятии. Всех вам благ!

В.А.

Тэчжон, Республика Корея
(<!-- m --><a class="postlink" href="atsman.livejournal.com/885290.html#cutid1">atsman.livejournal.com/885290.html#cutid1)

Ñîîáùèòå, ïîæàëóéñòà, àäðåñ èçäàòåëüñêîãî äîìà "Ïåðâîå ìàðòà".

petro malanyuk пишет: Сообщите, пожалуйста, адрес издательского дома "Первое марта".

Я думаю, что вопросы относительно приобретения (или, точнее сказать, получения) книги можно задавать Татьяне Михайловне Симбирцевой (ИВ РАН) здесь же, на сайте РАУК.

Конечно, жаль, что реплика В.Д. Аткнина не была зачитана на презентации. Но дело в самом факте публикации нового перевода первого памятника корейского письма «Хунмин чонъым» в стране, где впервые в мире был издан его перевод на европейский язык. Получив, по сути, этот «антиподарок» с корейской стороны к своему юбилею, я, отдавший более 60 лет изучению корейского письма и его первого памятника, оказался в весьма пикантном положении. Мне не очень удобно писать о себе. Я вообще не хотел ввязываться в эту историю и выступать на презентации с сообщением «Правильное понимание Хунмин чонъыма», если бы не умолил меня наш благодетель пастор Ли Хёнгын, который уже много лет помогает российским корееведам в издании книг. Все мои коллеги, мягко говоря, просто удивлены происшедшим. Но это дело принципиальное и суть его не только и не столько во мне, сколько в отношении к российской прежде всего и западной науке в стране, которая является объектом нашего исследования. Корейским коллегам всё-таки было бы полезнее для науки об их стране считаться с аргументированными мнениями зарубежных ученых. Если сделан филологический перевод, и он признан научным сообществом адекватным по содержанию и духу оригинала, то зачем в российском обществе плодить несколько переводов этого сложного историко-лингвистического и философского памятника и вносить путаницу в головах наших соотечественников, особенно молодых! Что я теперь должен говорить студентам: пользуетесь только моим, а не новым переводом с современного корейского?! В таких случаях просто принципиально отказываются делать ни за какие посулы, если человеку, а тем более ученому, предлагают это.

Во-первых, мой перевод этого важнейшего памятника корейской культуры на западные языки* сделан с оригинала на ханмуне и каждый термин был выверен в нем и продуман в понятиях той эпохи. Новый перевод обычно предпринимается только тогда, когда прежний изобилует грубыми искажениями оригинала и неточностями или не передает дух эпохи. Кроме того мне непонятно, зачем надо делать переводы на другие языки через язык-посредник , т.е. современный корейский. Как можно распространять среди разных народов мира текст перевода, выполненного через язык-посредник (современный корейский), если уже существуют добротные переводы с языка оригинала (ханмуна)?! К тому же, новый русский перевод, к великому огорчению, получился не лучше, а хуже (см. некоторые примеры ниже). Это мое замечание относится не к корейским участникам этого издания, известным корейским ученым, с которыми я в давних дружеских и профессиональных контактах, а к его организаторам и исполнителям. Если бы был жив президент Общества корейского языка (Хангыль хакхве) проф. Хо Ун, с которым я был связан многолетней дружбой, думаю, что этого не произошло бы. Уверен, что он поступил бы разумнее. Мне было бы гораздо проще подготовить такой перевод для широкого читателя, потому что я живу в этой среде и лучше чувствую, что необходимо ему.

Во-вторых, этот памятник не для простого чтива, а для хорошо подготовленного читателя, на которого был рассчитан как оригинал, так и перевод. Поэтому писать на титуле «изложенный простым и всем понятным языком» далеко не соответствует реальному положению. В действительности это научный трактат, особенно в первом разделе «Объяснения создания букв», вобрал в себя многие сложнейшие понятия китайской неоконфуцианской натурфилософии, «теории образов и [мантических] чисел» ((кит. сян шу сюэ ), древнекитайского учения о рифмах и др., которые легли в основу изобретения буквенно-слогового алфавита.

В-третьих, остается много спорных проблем, связанных с авторством трактата, его сохранностью, толкованием терминологии, мотивов создания корейского письма и проч. Кстати, я, один из первых переводчиков прежде чем переводить выполнил всеохватывающий текстологический и палеографический анализ трактата «Хунмин чонъым (хэребон)», как необходимое условие перед публикацией памятников письменности, составил генеалогическую схему всех доступных вариантов, изданий «Хунмин чонъыма» и т.д. В результате исследования форм написания китайских иероглифов экземпляра текста («случайно» открытого только в 1940 г.) я пришел к выводу, что сохранившийся в единственном экземпляре до наших дней трактат не является изданием периода правления вана Седжона, а скорее всего повторным, осуществленным в 80–90-е годы XV века. От этого, конечно, не умаляется значение памятника. К сожалению, мне неизвестны исследования бумаги, туши и других атрибутов экземпляра (ныне хранящегося в Художественном музее Кансона, т.е. антиквара Чон Хёнпхиля, приобретшего его при странных обстоятельствах**) современными методами, которые бы подтвердили подлинность этого варианта памятника, хотя он и включен в Национальную сокровищницу и в реестр памятников мирового документального наследия ЮНЕСКО, и т.д.

При самом беглом просмотре русского издания памятника***, к сожалению, оказалось много инноваций, которые не должны быть в переводе средневекового памятника по определению. Другими словами, модернизация («осовременивание») языка письменного памятника прошлых веков категорически недопустима. Все пояснения обычно должны быть отделены от текста оригинала и даны в подстрочных комментариях. Далее. Стиль перевода (здесь, по-видимому, не столько вина переводчика, сколько редактора) местами производит странное впечатление смешения двух пластов лексики русского языка — архаичного и современного. Приведу лишь некоторые примеры: сии, оный, люд и др. наряду с жаргонной лексикой типа промеж (простореч.), мужлан (с. 99) (вульгар., разговорн., это для корейского, по сути канонического, памятника не подходят ни стилистически, ни по существу! здесь речь идет от деревенской речи) и т.д., и всё это перемежается в переводе с новейшей лингвистической терминологией (примеры см. ниже). Использование разных стилей просто недопустимо в переводе канонических текстов.

Из области терминологии:
хангыль как название корейского письма — неологизм, появившийся только в начале ХX в. (с работ Чу Сигёна), и им нельзя обозначать алфавит того времени в тексте памятника;
дифтонгами (с. 94), т.е. двугласными, три основных гласных не были (это простые гласные или монофтонги);
термина «сдвоенные» (согласные) не существует: надо удвоенные (геминированные);
«знак» (с. 91) не равен слогу; здесь надо «письменный знак»;
Кёль— это не заключение, а особая литературная форма повествования вышеизложенного, обычно в стихотворном виде;
зачем было давать в скобках, а иногда и в основном тексте современные научные термины типа лабиализованный, глоттальный, билабиальный, фрикативный, велярная артикуляция, сибилянтный и др., фонологическая система (этого термина в принципе не могло быть в тексте корейского памятника, так как он появился только в 1870–1880-х гг. в трудах основателя теории фонем И.А. Бодуэн де Куртенэ), графическая единица, базовые знаки (?) и т.п.
Некоторые шероховатости стиля:
неудачный двусмысленный перевод «язык остёр» (с. 72);
"буква • входит во все восемь звуков» (видимо, неразличение звуков и письменных знаков у авторов трактата);
«иероглифами не могут записываться языки...» (с. 65);
«создал новые 28 букв...» (с. 65) (в китайском тексте здесь наречие «вновь, заново»);
«изгибы (в судебных делах)» — стиль и др.
Неточности:
стиль старой печати (с. 100, на с. 104 более точная формулировка) — имеется в виду не сам стиль, а возможный графический прототип (кит. чжуань), к которому авторы предисловия к трактату возводят корейский алфавит. До открытия полного текста памятника в 1940 г. одной из гипотез происхождения корейского письма и был древнекитайский чжуань;
иду (система письма до корейского алфавита, с. 104) — в русском языке среднего, а не мужского рода;
Сольчхон — не имя, а фамилия и имя (поэтому должны быть написаны раздельно как Соль Чхон);
вместо «Образцы и значения» (в справке) правильнее принятое дословное «Объяснения и примеры
Многие комментарии переводчика заимствованы из моего перевода, что надо было бы оговорить в первой ссылке на мою книгу «Корееведение. Избранные работы» (2001) или на первое полное издание «Хунмин чонъым (Наставление народу о правильном произношении)» (М., 1979), выпущенное в научной серии «Памятники письменности Востока» (т. LVIII).
В общем, книга издана с полиграфической стороны прекрасно, но что с ней делать, я не знаю. Так ли необходимо распространять ее среди
специалистов?!

Л.Р. Концевич, Химки, Московская обл., Россия
lr.kontsevich[a]gmail.com

Примечания:
* Мой перевод текста памятника впервые был сделан еще в 1962 г., но в полном виде опубликован был только в 1979 г. в монографии «Хунмин чонъым», ответственным редактором которой был такой авторитетный ученый, как профессор Александр Алексеевич Холодович. Я посвятил свыше 40 работ истории корейского письма (см. их библиографию, приложенную к моему выступлению на презентации; возможно, этот материал будет помещен на сайте РАУК)
** Первый английский перевод памятника принадлежит моему американскому коллеге Гарри Ледьярду, который включил его в свою докторскую диссертацию в 1966 г. (она была размножена на ротаторе в ограниченном количестве экземпляров и была опубликована в Южной Корее только в начале нынешнего тысячелетия). Но я в тот период изоляции нашей страны от мира не был знаком с этим переводом. Сейчас уже имеется около десятка переводов на английский язык, выполненных в основном корейскими учеными. Кстати, перевод Г. Ледьярда тоже нужно было поместить в английское издание данной серии. Ведь переводчик с другого языка на родной гораздо тоньше чувствует свой язык. Я был знаком со всеми (а их насчитывается десятки!) переводами двух версий памятника на современный корейский язык, в том числе и с переводом моего давнего корейского друга проф. ун-та Сонгюнгван Кан Синхана. Это очень авторитетный специалист в области истории корейского языка. Выполненный им перевод достаточно близок к оригиналу на ханмуне, хотя некоторые формулировки не бесспорны.
** Кстати, среди корейских ученых (см., например, книгу проф. Ё Джындона «Корейское письмо», Сеул, 2001, и др.) имеет хождение версия о том, что этот текст является чуть ли не подделкой 1940-х годов. На Востоке это довольно распространенное явление. Подробно см. мою публикацию о «Хунмин чонъыме» в журнале «Восточная коллекция», № 4 (31), 2007, особенно с. 40–42.
*** До презентации этого издания в Культурном центре Посольства Республики Корея в Москве 22 октября с.г. я не был знаком с ним. И в своем выступлении я, естественно, не смог дать какую-либо оценку нового перевода. Да и сейчас из-за занятости другими научными проблемами и дефицита времени смог только перелистать книгу, кстати, прекрасно изданную. Поэтому мои замечания предварительные.